Инклюзивная коммуникация — это прежде всего инклюзивное мышление

Виорика Захария

журналист, председатель Совета прессы

В силу своих занятий мне случается давать советы журналистам, как писать о людях с различными ограничениями. Будучи редактором на телевидении я следила за тем, чтобы в репортажах корреспондентов не раскрывались персональные данные семей или детей, если речь шла о ситуациях с ограниченными возможностями или с  жестоким обращением; я следила за тем, чтобы каждый раз защищался образ/лицо детей с различными заболеваниями и даже если мы их показывали, то только убедившись в согласии родителей.

Однако несколько месяцев назад, во время мини-тренинга по коммуникации один специалист из социальной сферы сказала нам: «Психолог из нашей организации уже 8 лет работает с родителями детей с ограниченными возможностями, чтобы убедить их не изолировать своих детей, чтобы они приводили их на публичные мероприятия, разрешали фотографироваться, если они не против… а вы говорите нам обязательно скрывать их личность».

Это был момент, когда я задалась вопросом: а действуют ли ещё те правила, которыми я руководствуюсь? Да, в Деонтологическом кодексе и даже в законе чётко сказано, что личность детей, причастных к негативным событиям, должна быть защищена, но… всегда ли ограниченные возможности правильно трактовать в негативном значении? И, когда мы, следуя чрезмерной справедливости, каждый раз защищаем образ уязвимых людей, не совершаем ли мы со своей стороны злоупотребление, тем самым изолируя их?

Чрезмерная справедливость – крайность, к которой мы скатываемся

Я имела возможность убедиться, что сложности возникают из-за боязни ошибиться. Именно это опасение стоит за чрезмерной, даже тревожной заботой, которую в последние годы журналисты, госучреждения, а, порой, и неправительственные организации проявляют по отношению к людям с ограниченными возможностями или представителям других уязвимых категорий.

В марте 2023 года было открытие Центра для детей с ограниченными возможностями и на мероприятие пригласили прессу. Журналисты фотографировали и снимали помещения Центра, в которых также находились дети-бенефициары вместе со своими родителями. Уже ближе к концу, когда почти все сделали необходимые снимки, на которых, естественно, фигурировали дети, я решила убедиться, что сделанные фотографии мы потом сможем опубликовать. «Да, конечно, можно, но лица детей вы должны сделать размытыми», — говорит мне ведущий мероприятия, сотрудник мэрии. Стоп. В смысле? Рядом же с нами стоят родители, которые видят, как их детей фотографируют и не запрещают нам. Чтобы убедиться, я специально уточняю у матери маленького мальчика. «Да, конечно, вы можете его сфотографировать, но лучше сбоку». Значит, не забрюливаем, а снимаем в профиль. Подхожу к женщине, которая сопровождает аутичного ребёнка. «Я его личный ассистент. Вы можете его сфотографировать и публиковать снимки, потому что, когда я пришла сюда, его родители разрешили».

Так что родители согласны. Почему же тогда сотрудник мэрии, не спрашивая их, решает, чью личность следует защищать, а чью нет? В таких случаях решение состоит в том, чтобы найти ответ на вопрос: если родитель согласен, чтобы его ребёнка фотографировали/брали интервью/снимали на камеру, как и других детей, участвующих в церемонии, то почему другие люди проявляют по этому поводу больше беспокойства и решают, что данного ребёнка не следует показывать?

Невольная сегрегация

Меня спросили, как можно помочь государственным учреждениям и неправительственным организациям лучше освещать темы, связанные с уязвимыми категориями граждан. Это непростой вопрос для общества, где до сих пор существуют дискриминация и предубеждения, хотя мы вроде как и стали в последние годы более терпимыми и чуткими. И вот мой ответ: давайте изменим наш взгляд на то, что означает сообщество. Сообщество включает в себя детей, молодёжь, взрослых, нетрудоспособных людей и людей с ограниченными возможностями, тех кто богаче и тех, кто беднее и т.д. Но когда вы в последний раз видели, например, репортаж о 1 сентября или последнем звонке в школе для слабослышащих или слабовидящих детей? Почему бы нам, как журналистам и коммуникаторам, не подумать о том, что эти дети тоже были бы счастливы увидеть себя по телевизору в свой первый день в школе? Таким образом, пресса создаёт невольную сегрегацию из-за того, что, возможно, просто не хочет морочиться с разрешениями министерств на съёмку в таком учебном заведении. Но что, если приглашение приехать в такую школу, возможно, даже адресованное конкретному журналисту, поступит от специалиста по коммуникации со СМИ из министерства или другого ведомства, в ведении которого находится данное учебное заведение? Так пресса увидела бы, что эти учреждения не закрыты, а общество – что первое сентября – это волнительный праздник для всех детей, а не только для тех, кому в гости зашёл, например, какой-нибудь политик.

Интересные репортажи можно делать и без акцента на специфике школы или особенностях её учеников. Около 15 лет назад я делала аудиоматериал для Europa Liberă по случаю первого сентября и отправилась в гимназию для слабовидящих детей в Кишинёве. Когда я спросила одного первоклашку, что он будет делать в школе, он ответил мне: «Я буду слушать, я подниму руку и я не буду ерзать на стуле!». Ну разве кто-то не хотел бы видеть или слышать такие репортажи?

«Истории успеха» vs информирование о возможностях

Большинство историй успеха, в которых фигурируют уязвимые люди, оставляют неприятный осадок у самих героев. Потому что их задевают сочувственно звучащие фразы вроде «прикован к постели» или акцентирование внимание на их физических особенностях, что отодвигает на второй план их достижения, которые, собственно, и должны были стать основой сюжета. То, что люди с ограниченными возможностями добиваются успеха в разных областях, ни для кого не новость. Да, в условиях Республики Молдова это пока не рядовые истории, но всё же они не должны строиться на акцентах про физические ограничения. 

«Истории успеха» о уязвимых людях должны стать рутиной. Как именно? Они должны быть интегрированы в общий ассортимент тем, которые освещают медиа. Например, в ежегодных тематических репортажах, таких как «Провести лето с пользой: какой выбор есть у кишиневских школьников?» или «Топ-10 популярных мастерских, где летом проводятся бесплатные мастер-классы».

По первой теме, помимо шумных и дорогих лагерей, можно порекомендовать мастерские по пошиву одежды, которые работают при организациях людей с ограниченными возможностями, или ремесленные мастерские при центрах дневного пребывания. Также в репортаже о мастер-классах может быть собрана информация о слабослышащих или других умельцах с ограниченными возможностями, которые согласны поделиться своим мастерством с другими. Так, в мастерской по росписи сумок могут упомянуть, что здесь приветствуются люди с нарушениями слуха или что в этом месте есть лёгкий доступ для людей на инвалидных креслах. Таким образом, без чрезмерно драматических акцентов зрители узнают, что человек с ограниченными возможностями (одной или более) занимается резьбой по дереву или гончарным делом, и что подростки с любой уязвимостью или физическими ограничениями имеют такие же возможности, как и их сверстники.

Когда люди привыкнут к упоминанию в репортажах всех существующих в обществе категорий граждан, сами по себе ограниченные возможности перестанут быть темой новостей.

Именно такая коммуникация — проактивная и инклюзивная — должна превратиться в медиапродукцию, которая будет информировать общественность, а не вышибать из неё слезу. Необходимо продумать такую коммуникацию и сделать так, чтобы она со временем стала рутиной. Да, подготовить и сделать подобный сюжет сложнее и дольше по времени, чем выдать новость в духе «Вау! Инвалид открыл бизнес». Но качественные вещи иначе не делаются, и менталитет не меняется за день.

Материал опубликован в рамках кампании «Инклюзивность начинается с меня». Кампания организована в рамках проекта «Содействие социальной сплоченности в Молдове путем поощрения инклюзивности и уменьшения дискриминации», осуществляемого ЦНЖ в рамках программы «Совместная инициатива за равные возможности – Фаза II», реализуемой при поддержке Правительства Швейцарии.